В письме Макарова встречаются слова «сухой путь», «с сухого пути». Знаток военной истории, адмирал сопоставлял состояние дел в Порт-Артуре с положением Севастополя накануне Крымской войны. Севастополь, как ты помнишь, тоже был плохо укреплён «с сухого пути».

Письмо «ходило по инстанциям» – от одного начальника к другому – и затем попало в архив с такой резолюцией управляющего Морским ведомством адмирала Тыртова: «…я не могу не обратить внимания адмирала Макарова на его несколько пессимистический взгляд на оборону Порт-Артура; по-видимому, адмирал нашу эскадру считает нуль, так как полагает, что, несмотря на её присутствие в Жёлтом море, неприятель свободно может подвезти к Порт-Артуру тяжёлые осадные орудия для ведения правильной осады крепости с сухого пути. Для этого нужно уничтожить эскадру нашу».

Резолюция Тыртова была оскорбительной для Макарова, который никогда не был ни паникёром, ни трусом. К слову сказать, Степан Осипович, занимавший в то время должность главного командира Кронштадтского порта, всеми мыслями был на Дальнем Востоке: его всегда неизбежно тянуло туда, где назревала опасность. Один из его друзей позже вспоминал: «Когда я был у него в гостях после назначения его главным командиром и спросил, доволен ли он, Степан Осипович мне с грустью ответил, что считал бы своим местом Порт-Артур, добавив при этом: «Меня пошлют туда, когда дела наши станут совсем плохи, а наше положение там незавидное».

ДЕЛА СТАЛИ ПЛОХИ 

Наступил 1904 год. 24 января Япония разорвала дипломатические отношения с Россией. Японцы торопились начать войну, так как знали, что русские ещё не достроили корабли для Тихоокеанского флота. 26 января Макаров направил новое письмо – «весьма секретное» – управляющему Морским ведомством. Речь в нём шла о совершенно конкретных вещах:

«Из разговоров с людьми, вернувшимися недавно с Дальнего Востока, я понял, что флот предполагают держать не во внутреннем бассейне Порт-Артура, а на наружном рейде… Никакая бдительность не может воспрепятствовать энергичному неприятелю в ночное время обрушиться на флот с большим числом миноносцев и даже паровых катеров. Результат такой атаки будет для нас очень тяжел…»

Посмотри на карте очертания гавани Порт-Артура (Макаров называет её внутренним бассейном). Выход из гавани узок, к тому же мелководен. Там, в Порт-Артуре, это обстоятельство страшило командование: на внутреннем рейде (в гавани) кораблям стоять безопасно, но, во-первых, японцы могут закупорить узкий выход, затопив в нём свои суда, во-вторых, если придётся выходить из бассейна в море, то японский флот, внезапно заняв внешний рейд, может спокойно расстреливать гуськом выходящие русские броненосцы. И командование, вместо того чтобы выслать разведку и иметь хорошую охрану внешнего рейда, поставило на внешнем рейде всю эскадру.

Последнее предсказание Макарова сбылось очень скоро. В ночь с 26 на 27 января японские миноносцы внезапно атаковали русских, стоявших на открытом рейде. Два эскадренных броненосца – «Ретвизан» и «Цесаревич» и крейсер «Паллада» получили пробоины после торпедных ударов.

Наступивший день принёс новую беду: после героического боя русские моряки в корейском порту Чемульпо вынуждены были затопить крейсер «Варяг» и взорвать канонерскую лодку «Кореец». В Чемульпо после этого японцы начали высадку десанта.

Так вот, буквально в первые дни войны дела стали совсем плохи. А вскоре Макарова назначили командующим Тихоокеанским флотом.

Как схожа судьба Степана Осиповича Макарова с судьбой Александра Васильевича Суворова, Михаила Илларионовича Кутузова да и Павла Степановича Нахимова! Пока не грянула беда, командуют именитые бездарности. И до того докомандуются, что «дела станут совсем плохи». Тогда выправлять ошибки призывают талантливых, но опальных, которых до страшного часа держат на второстепенных должностях. А Тихоокеанским флотом до Макарова заправляли адмирал Алексеев, побочный сын Александра II, и адмирал Старк.

С прибытием Макарова в Порт-Артур положение стало быстро выправляться. Подобно Нахимову, он вдохнул энергию в матросов и офицеров. К несчастью, он был командующим флотом чуть больше месяца. 31 марта адмирал погиб. После этого начали сбываться его остальные предсказания.

Японцам удалось заблокировать русский флот в гавани. Тут же последовала высадка десанта на Квантунский полуостров – всего в 40 километрах от Порт-Артура. В начале августа японцы по суше вплотную подошли к Порт-Артуру. На сопках они установили осадные орудия большой мощности и принялись обстреливать не только укрепления и саму крепость, но и корабли, стоявшие во внутреннем бассейне.

Русским флотом теперь командовал контр-адмирал Вильгельм Карлович Витгефт. Нерешительный и неумелый, он упустил время, когда можно было флоту с боем прорваться во Владивосток. Но стоять под огнём орудий в гавани русским уже было нельзя, и Витгефт, понуждаемый к этому из Петербурга, решился на прорыв. «Смерть была, – по его выражению, – и спереди, и сзади».

Прорваться не удалось. После сражения с японцами несколько русских кораблей ушли в иностранные порты и были там интернированы, а большая часть эскадры вернулась в Порт-Артур. К декабрю японцы расстреляли её из орудий «с сухого пути».

20 декабря 1904 года генералы Стессель и Фок сдали Порт-Артур. Сдали, несмотря на то, что можно было ещё сражаться.

Русские, обороняя Порт-Артур, потеряли 27 тысяч человек. Японцы, пытаясь его взять, – 112 тысяч. Командующий японскими войсками генерал Ноги, как самурай, был уязвлён тем, что Порт-Артур он фактически не взял, он понимал, что возможности его защитников не были исчерпаны. Ноги писал тогда генералу Тераучи: «Единственное чувство, которое я в настоящее время испытываю, – это стыд и страдание, что мне пришлось потратить так много человеческих жизней, боевых припасов и времени на недоконченное предприятие».

Но тем не менее Порт-Артур пал. И это было, говоря словами Макарова, «страшным ударом для нашего положения на Дальнем Востоке». Получилось даже хуже, чем предсказывал проницательный флотоводец, – погибла не только морская крепость, погибла русская эскадра.

Горько сознавать, как много погибло тогда храбрых и преданных – не царю, но Отечеству – моряков. И, может быть, самой трагической была гибель адмирала Макарова и броненосца «Петропавловск», взорвавшегося на японских минах.

ГИБЕЛЬ БРОНЕНОСЦА И АДМИРАЛА

Книга будущих адмиралов - i_109.jpg

Гибель броненосца «Петропавловск».

Офицер эскадренного броненосца «Полтава» капитан второго ранга Сергей Иванович Лутонин вспоминал:

«…Макаров, который перед этим всегда выходил в море с тралами, в гибельный для нас день 31 марта, введённый в заблуждение, пошёл без предосторожности, он предполагал, что рейд чист. «Петропавловск» стоял в Западном бассейне крайним к выходу, за ним была «Полтава»; потом во второй линии стояли «Победа», «Пересвет»; «Севастополь» был в Восточном бассейне. Лишь только донёсся до нас шум выстрелов боя «Страшного» и виден был отдалённый столб пламени взрыва, адмирал поднял сигнал: «Флоту поднять пары, выйти в море». Быстро были подняты пары. «Петропавловск» лихо выскочил в проход, за ним вплотную идёт «Полтава», подняв свой огромный шёлковый флаг – дар полтавского дворянства; остальные броненосцы замешкались. Макаров их не ожидал – с двумя броненосцами, «Баяном» и крейсерами он полным ходом пошёл навстречу броненосным японским крейсерам. Расстояние между ними сблизилось до 50 кабельт[овых]. «Петропавловск» открыл огонь, за ним «Полтава». Крейсера дали полный ход и быстро ушли вне досягаемости наших выстрелов. Японский беспроволочный телеграф работает всё время, вот мы разбираем их телеграммы: «саре – остановиться» – затем опять какое-то приказание. Мы преследуем всё дальше и дальше крейсера, мы уже в 25 милях от [Порт-]Артура. На горизонте показываются дымки. Это навстречу идёт нам Того со всем своим броненосным флотом. Погода была пасмурная – серые облака низко неслись над морем, юго-западный ветер разводит волну, вон уже зайчики забегали. Макаров, видя огромное неравенство сил, поворачивает обратно, к нам присоединяются «Победа», «Пересвет», полным ходом мы мчимся к [Порт-]Артуру. Того преследует строем кильватера, его «Миказа» ясно вырисовывался из-под горизонта. «Севастополь» застрял в проходе, виден только его нос. Намерение адмирала для нас ясно – заманить японцев ближе к [Порт-]Артуру аналогично 27 января, но Того не хочет сближения, он остановился в 100 кабельт[овых] и чего-то выжидает. «Петропавловск» разворачивается вправо. Я стою на мостике и наблюдаю всю картину. Вдруг из-под носа «Петропавловска» вылетает облако белого дыма, броненосец вздрогнул, в воздухе пронёсся какой-то глухой гул. «Петропавловск» взорвался!» – кричит сигнальщик. Вслед за первым взрывом раздаётся второй, высоко взлетает в воздух столб жёлтого дыма – это взорвались носовые зарядные погреба. Весь нос «Петропавловска» окутан дымом, мостик скрылся, видна только одна задняя труба. Командир «Полтавы» тотчас же за первым взрывом стопорит машины, даёт полный задний ход. «Полтава» медленно двигается вперёд [по инерции] и останавливается в саженях 50 от кормы «Петропавловска». Раздаётся третий взрыв, чёрное облако закутало гибнущий броненосец, нос «Петропавловска» ушёл в воду, корма высоко поднялась, «Петропавловск» ложится на правый бок, весь руль его вылез наружу, левый винт оголён, медленно рассекает воздух и давит прыгающих в воду людей. На юте черно от них, на глаз там человек 300, кто прыгает в воду, кто в отчаянии бегает взад и вперёд; вот корма ещё больше легла, и вся эта людская масса сыплется за борт. Вслед за первым взрывом я начинаю спускать шлюпки, проклятые найтовы второпях не отдаются, их рубят топорами; вельбот, паровой катер и гребной на воде, мичмана Пчельников, Ломан, лейтенант Рошаковский спешат спасать гибнущую команду «Петропавловска». С «Полтавы» сброшено всё, что может служить спасением тонущих, летят за борт круги, койки, доски от минных плотиков, пояса. Приливное течение и ветер разносят в разные стороны плавающих людей; кучки разбились, где один, где два, где пять борются с волнами за спасение своей жизни. Тяжело было смотреть, как гибли в воде спасшиеся от взрывов люди; оглушённые, попавшие в 4 градуса тепла воду, бедняги быстро выбивались из сил и погружались на дно; наши три шлюпки спасли 38 человек, остальные 40 человек были спасены «Гайдамаком» и миноносцами; некоторые уже спасённые из воды умирали на шлюпках – сердце останавливалось. Так умерли у нашего борта доктор Волкович и мичман Акимов. В воде плавает какая-то чёрная масса с вице-адмиральскими погонами, наш гребной катер спешит туда. Что это? Адмирал? Нет, адмирала нет, это плавает его тужурка…»